Протоиерей Дмитрий Предеин. Н.К. Гаврюшин как выдающийся представитель духовно-академического философского теизма в Русской Православной Церкви конца 20-го - начала 21-го вв.

Будучи в своё время учеником и ассистентом известного профессора Н.К. Гаврюшина, вчера, по приглашению кафедры богословия, принял участие в интереснейшей онлайн-конференции МДА «Православное богословие: традиции и современность», посвящённой памяти профессоров Московской духовной академии Н.К. Гаврюшина, А.И. Сидорова, А.Т. Казаряна.

Прочитал доклад «Н.К. Гаврюшин как выдающийся представитель духовно-академического философского теизма в Русской Православной Церкви конца 20-го - начала 21-го вв.»

 
127475467 170816554699550 2062266741544104086 o"Ваше Преосвященство! Ваши Высокопреподобия и Преподобия, дорогие братья и сёстры!

Позвольте предложить вашему благосклонному вниманию доклад на тему «Н.К. Гаврюшин как выдающийся представитель духовно-академического философского теизма в Русской Православной Церкви конца 20-го - начала 21-го вв.».

Готовясь к сегодняшнему выступлению, я вспомнил, как в далёком 1996 году Николай Константинович Гаврюшин попросил меня задержаться после своей лекции и неожиданно предложил мне стать его ассистентом по преподаванию Введения в философию в Московской духовной семинарии. С тех пор и до самой его кончины продолжалось наше общение, которое я считаю одним из наибольших даров Промысла Божия в своей жизни. Николай Константинович был для меня не только учителем философии, но и примером истинного философа, любителя мудрости и, действительно, очень мудрого человека.

Сфера философских интересов профессора Гаврюшина была очень широка: он интересовался вопросами древнерусской книжности, религиозной антропологии, космизма, истории естествознания и техники, краеведения, эстетики и вообще религиозной философии. Я вообще не знаю у него сколько-нибудь глубоких экскурсов в философию, которые бы никак не соприкасались с религией. Всегда у Николая Константиновича был выход на эту тему, тему религии, христианства в частности, тему Церкви. Это ощущалось и в его лекциях по истории философии. Было видно, что профессор Гаврюшин - именно христианский философ. Самые разнообразные вопросы, даже внешне далекие от религии, он умел связать с религиозной картиной мироздания.

Профессор Гаврюшин очень много работал над исследованием древнерусских рукописей «Диалектики» преподобного Иоанна Дамаскина. Общеизвестно, что главное произведение Иоанна Дамаскина, «Источник знания», состоит из трех частей: «Философские главы» (или «Диалектика»), «О ересях» и «Точное изложение православной веры». При этом, «Диалектика» Иоанна Дамаскина имеет самостоятельное значение. Зачастую в рукописях она находилась отдельно от остальных его произведений. Почти весь этот трактат составлен по Аристотелю. Николай Константинович говорил, что он изучил сто пятьдесят рукописей «Диалектики». Можно себе представить, сколько времени он провёл в отделах рукописей библиотек, кропотливо изучая и сверяя их между собой. В этом виден весь профессор Гаврюшин: скрупулёзный и добросовестный учёный, готовый многократно проверять и перепроверять каждое слово, чтобы не позволить себе ни одного сомнительного тезиса.

Кроме того, Николай Константинович сделал несколько научных открытий: именно он ввел в научный оборот несколько ранее неизвестных работ Константина Эдуардовича Циолковского. Его несомненной научной заслугой является то, что он был первым исследователем, который сумел найти доказательства подлинности Щукинской рукописи «Слова о полку Игореве».

Профессор Гаврюшин издал три антологии: «Философия русского религиозного искусства», «Смысл жизни» и двухтомник «Русская религиозная антропология». В свое время они сыграли немалую роль для духовного просвещения, когда трудно было найти те произведения, которые были им собраны и включены в эти сборники. Сейчас их тоже нелегко отыскать, даже в эпоху Интернета некоторые из этих работ найти проблематично. В конце 90-х годов прошлого века эти антологии вызвали большой резонанс. Я думаю, что на каком-то этапе они принесли профессору Гаврюшину даже большую известность, чем его собственные произведения. Но в предисловиях к каждой из этих антологий он сумел выразить самого себя. Думаю, вы со мной согласитесь, эти вступительные статьи имеют большую философскую ценность: они очень глубоки, содержательны и демонстрируют его силу и компетентность именно как религиозного мыслителя.127581516 170851611362711 273355313963723311 o

Насколько я мог заметить, Николай Константинович не был склонен к написанию больших философских трудов. Объемных монографий мы у него почти не находим, за исключением, может быть, книги «Непогрешимый богослов» (об Эгидии Римском). В основном у него были статьи, из которых он впоследствии формировал сборники и издавал их. В частности, это «Русское богословие. Очерки и портреты», «Этюды о разумной вере», «По следам рыцарей Софии». Последний сборник, возможно, менее известен, но он также очень важен. В нём есть прекрасные работы и о митрополите Филарете (Дроздове), и о Павле Флоренском, и о романе «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова. Любая из этих книг показывает, насколько глубоко профессор Гаврюшин умел проникнуть в сущность анализируемых им явлений. Прочитайте любую его работу, - и вы сразу поймёте, насколько досконально он изучал любую персоналию, любое произведение, любое общественное движение, попадавшее в поле его зрения.

Николаю Константиновичу всегда был свойственен очень высокий взгляд на значение философии как науки в целом, и как академической дисциплины, в частности. Помню, однажды на лекции о преподобном Максиме Исповеднике приснопамятный профессор Алексей Иванович Сидоров сказал нашему курсу, что диалектика преподобного Максима по своей логической изощрённости стоит на порядок выше, чем диалектика Гегеля. Более того, по сравнению с Максимом Исповедником, представители немецкого классического идеализма – это «мальчики-сопляшки». Мы, конечно, пересказали этот отзыв профессору Гаврюшину, чтобы узнать его мнение, и я никогда не забуду той бури эмоций, которую проявил при этом Николай Константинович. Было такое впечатление, что это не Гегеля, а Гаврюшина назвали «мальчиком-сопляшкой». Уже тогда я осознал, что дело здесь дело не персонально в Гегеле – просто Николай Константинович очень близко к сердцу принимал всё, что касалось авторитета философии.

У Николая Константиновича был бесценный для академической корпорации дар сглаживать острые углы. Припоминаю, как в 1999 году спокойное течение защиты моей кандидатской диссертации было нарушено эмоциональным выступлением Олега Васильевича Шведова, который в моей работе на С. 188 нашёл цитату С.Л. Франка о том, что «гораздо перспективнее решать социальные проблемы именно в рамках существующего капиталистического строя, а не на путях провоцирования новых кровавых революционных социальных преобразований». «Вы что, серьёзно считаете, что капитализм лучше, чем социализм?» - кричал Шведов, и мои объяснения, что это слова Франка, ещё больше его заводили. Все знали, что на защите профессор Гаврюшин, как лев, сражается за своих диссертантов, и я заметил, как опасливо председательствующий профессор Михаил Степанович Иванов ожидал его реакции. Но Николай Константинович, выждав паузу, подчёркнуто ровным и спокойным голосом сказал: «Дмитрий Сергеевич, Вы – философ. Не стоит уклоняться в политику. Давайте уберём эту цитату». И удовлетворённый Олег Шведов тут же успокоился.

Отдельно мне хотелось бы отметить, что Николай Константинович был подчёркнуто ортодоксален во всём, что касалось церковного вероучения. За 23 года его общения со мной я ни разу не замечал в нём проявлений довольно распространённой среди маститых профессоров слабости к изобретению собственных, пусть не вполне достоверных, но оригинальных концепций. Профессор Гаврюшин обладал очень яркой индивидуальностью и подлинно творческим умом, однако он сознательно согласовывал свои философские поиски с соборным разумом Церкви и сочетал свободу философского исследования с верностью догматам нашей веры. В этой связи мне вспоминается один очень показательный случай.

В 2011 году я был в гостях у Николая Константиновича в его квартире в Северном Бутово. Надо сказать, что на людях профессор Гаврюшин обычно показывался в очках, а в домашней обстановке он очки снимал. Я тогда сказал ему, что с отросшей, поседевшей бородой и без очков - у него совершенно другой имидж. Он ответил: «Да, мне уже говорили, что я стал похож на Афанасия Фета». Присмотревшись к нему повнимательнее, я заметил: «Знаете, мне Вы больше напоминаете Николая Фёдоровича Фёдорова, как он изображён на картине Леонида Пастернака». От моих слов Николай Константинович буквально вздрогнул и с каким-то даже испугом сказал: «Нет, уж лучше пусть я буду похож на Фета!».

При всей своей сердечной мягкости и доброте в быту Николай Константинович был очень строг и принципиален в вопросах собственно научных. Поскольку он был моим научным руководителем в Московской духовной академии и научным консультантом в Общецерковной докторантуре, то именно с ним я согласовывал публикации всех своих книг. Поверьте, у меня было достаточно случаев убедиться: Гаврюшин не пропустит ни одного бездоказательного высказывания, ни одного спорного утверждения, ни одной непроверенной ссылки. Он умел, что называется, окатить ушатом ледяной воды, но всякий раз приходилось признать, что его критика была справедлива и беспристрастна.

Не раз я задавался вопросом: как профессор Гаврюшин, который был выпускником филологического факультета МГУ, человеком, получившим образование в образцово-показательном вузе Советского Союза, «страны победившего атеизма» - как он смог настолько органично влиться в духовно-академическую среду, стать восстановителем лучших традиций преподавания философии в Московской духовной академии? Ответ, к которому я пришёл, состоит в том, что на протяжении многих лет Николай Константинович целенаправленно изучал труды профессоров духовных академий 19-го века. Он написал о них ряд интереснейших статей, усвоил их подход к изучению и преподаванию философии, прочувствовал дух их творчества, осознал их место в развитии современного им христианского гносиса. Никогда не забуду, с каким воодушевлением профессор Гаврюшин вспоминал о своём первом знакомстве с «Философским лексиконом» Сильвестра Гогоцкого. Зная, что я поступил в Академию после Одесской семинарии, Николай Константинович не раз заводил со мной разговор о творчестве архиепископов Иннокентия (Борисова) и Никанора (Бровковича), причём именно в углублённом философском ракурсе.

Как собеседник, профессор Гаврюшин был неисчерпаемо интересен. Память его была поистине феноменальна. Как-то в разговоре я вскользь упомянул, что Николай Бердяев в своей книге «Самопознание» довольно-таки нелестно отзывается о моральном облике Вячеслава Иванова, и Николай Константинович тут же дословно процитировал этот фрагмент из книги.

Профессор Гаврюшин уважал свободу выбора своих учеников и никогда не оказывал на них давления, ни в философии, ни в жизни. Когда передо мной встал вопрос о выборе темы кандидатской диссертации, Николай Константинович предложил мне такую: «Национальное и конфессиональное в историософских исследованиях Николая Ульянова». Я согласился, но на следующий день, увидев, как мало литературы по этой теме, передумал. У меня были опасения: как профессор Гаврюшин отнесётся к перемене моего решения. Но он на редкость благодушно это воспринял и сразу поддержал меня в намерении писать работу по Семёну Людвиговичу Франку.

В другой раз, он подарил мне столько книг по философии, что мне не в чем их было унести. Тогда он сказал: «Могу Вам дать один большой пакет, или три маленьких». Я попросил один большой, при этом сославшись на «бритву Оккама»: «Entia non sunt multiplicanda praeter necessitatem». Николай Константинович улыбнулся и задумчиво сказал: «Не следует умножать сущности сверх необходимости». Но при этом было непонятно, одобрил ли он моё решение. Когда же мы нагрузили пакет книгами, и у него тут же оборвались ручки, я ощутил некоторую неловкость. А Гаврюшин пожал плечами и спокойно произнёс: «Всё-таки три лучше, чем один».

Профессор Гаврюшин неустанно боролся со стереотипами мышления и языка. Помню, когда он слышал выражение «На всё воля Божия!», тут же быстро переспрашивал: «А на грех воля Божия есть?».

В вечном споре между Платоном и Аристотелем профессор Гаврюшин был на стороне перипатетиков. Причины этого нужно видеть, наверное, не только в том, что он проникся диалектикой Аристотеля, изучая «Философские главы» Иоанна Дамаскина. Следует заметить, что Николай Константинович хорошо знал историю Церкви и прекрасно помнил, что многие ереси в истории христианства были инспирированы именно платонизмом.

Помнится, особый разговор был у нас о профессоре-протоиерее Феодоре Голубинском. Николай Константинович признался, что подозревал отца Фёдора в излишних симпатиях к платонизму и, в контексте этих подозрений, специально нашёл в библиотеке МДА и перечитал его книгу «Премудрость и благость Божия в судьбах мира и человека (О конечных причинах)» в дореволюционном издании. Правда, ничего крамольного он там не обнаружил. Кроме того, он критиковал отца Павла Флоренского за его утверждение, будто наша Академия – это преемница Академии Платона. По его мнению, это - отнюдь не так.

Профессору Гаврюшину была свойственна просвещённая широта мышления. Нельзя было однозначно причислить его ни к либералам, ни к консерваторам. «Равновесие умных энергий» - это его выражение, которое как раз к нему очень подходило. Неслучайно все адреса его электронной почты включали в себя слово «богомысл». Мысль о Боге – вот что было стержнем, вокруг которого происходило постоянное приращение его энциклопедических знаний.

Невозможно умолчать о таланте Николая Константиновича как научного руководителя. Он умел направить и вдохновить, подсказать правильное направление исследований и поддержать в процессе длительной научной работы. При моём поступлении в Общецерковную докторантуру профессор Гаврюшин, по моей просьбе, согласился быть моим научным консультантом и предложил мне тему «Православные катехизические опыты второй половины 20-го – начала 21-го века». Хочу заметить, что писать мне довелось о личностях ментально весьма различных: иеромонахе Серафиме (Роузе), проф. А.И. Осипове, протоиерее Александре Мене, митрополите Иларионе (Алфееве). И каждый раз, обсуждая с ним план предстоящей работы, я удивлялся, насколько хорошо Николай Константинович знал и понимал творчество каждого из них, насколько проницательно он видел особенности их миросозерцания и, при всём их различии, ценность их трудов для дела православной катехизации. Как у всякого человека, у профессора Гаврюшина были, конечно, личные предпочтения, но он никогда не позволял своим эмоциям преобладать над научной объективностью.

Как академический лектор, на мой взгляд, профессор Гаврюшин был превосходен. Речь его была внятной, отчётливой, ёмкой и точной. Не обладая ни искромётным артистизмом профессора Осипова, ни мощной энергетикой архимандрита Макария, ни внушительной внешностью архимандрита Матфея, профессор Гаврюшин покорял своей почти сверхъестественной эрудицией и безукоризненной правильностью дискурса. У нас было несколько любимых преподавателей, но вот что удивительно: фотографировались мы всем курсом именно с профессором Гаврюшиным. До сих пор помню его слова: «Я среди вас как белая ворона» (он был в белых брюках и в белой рубашке, тогда как все мы были в черных подрясниках или рясах).

Завершая своё выступление, хочу подвести итог: вне всякого сомнения, в нашем церковном обществе найдутся тысячи людей, которые лично знали профессора Гаврюшина. Они согласятся со мной, что Николай Константинович – это целая эпоха в истории Московской духовной академии. Это был человек, который обладал искусством заразить любовью и уважением к философии, который благотворно и созидательно повлиял на миросозерцание нескольких поколений православных богословов и священнослужителей, который оставил светлый и очень глубокий след в жизни центральной духовной школы Русской Православной Церкви.

Я абсолютно уверен, что со временем имя профессора Николая Константиновича Гаврюшина займет такое же место в истории нашего духовного образования конца 20-го – начала 21-го века, какое в 19-м веке занимают имена профессоров протоиерея Феодора Голубинского, Виктора Дмитриевича Кудрявцева-Платонова и Алексея Ивановича Введенского, то есть лучших представителей философского теизма в тот период.

Благодарю за внимание!"

 

 

URL: https://www.facebook.com/profile.php?id=100053136182233 (дата обращения 20201125)