Протоиерей Евгений Юшков. Высоковская округа

Вокруг всякого храма, наверное, собирается, концентрируется некая духовная видимая и невидимая «аура», как модно ныне говорить, а по-христиански — благодать или среда

Вокруг Троицкой церкви посёлка Высоково, имевшей в советский период статус кафедрального собора, образовалось большое кладбище, где хоронили нижегородское духовенство.

Вот уже скоро десять лет, как здесь похоронен наш отец, и, приходя к нему на могилу, я захожу поклониться и могилке игумена Исаии (она совсем рядом: крест её виден, когда поём панихиду на отцовой). К живому я к нему тоже неоднократно находил и получал душеполезные наставления. Его домик был рядом с храмом, и тропа к домику была проторённая. Многие священники, теперь уже тоже почившие, приходили к нему на исповедь и за советом.

(Сохранилась моя дневниковая запись того времени: «В Благовещение, собравшись в храм к службе, умер о. Иаков — игумен Исаия. На другой день ходил прощаться с ним. Украшен по монашескому чину. Лицо закрыто, но руки открыты со свечой и крестом. Можно целовать руку, сколько хочешь, чего, по-моему, он не позволял при жизни. Читал кафизму, оказалась 20-ая последняя. Потом выносили и поставили гроб в храме (от его дома до храма «рукой подать»). На душе легко, хотя было много слёз. Ушёл пастырь, оставил овец своих, любовь коих была налицо, но Господь не оставит овец Своих и упасет их. 8.04.78 г.»)

И вот, к удивлению моему, сегодня, когда, кажется, всё уже забылось и мы уже тоже старые, и все разъединены и разбросаны в разные концы огромного города и огромной области, оказывается «домик» игумена Исаии всё ещё показует связующие духовные нити отдельных личностей.

«Домик» в кавычках, потому что незадолго до своей смерти о. Исаия благословил своим духовным детям Александру и Нине купить участок земли с развалившимся домом и баней, чуть подальше от храма. И довольно быстро там был выстроен дом, где и живут Александр — ныне игумен Иннокентий и сестра его Нина. И «домик» игумена Исаии как бы переместился на другое место.

Мы были с ними знакомы и в молодые годы, но сердечных каких-то бесед не получалось. Все приходили к батюшке и на нём всё сосредотачивалось. Теперь батюшки давно нет, а при встречах у них дома и при непременных воспоминаниях возникают новые имена, новые люди, так или иначе касавшиеся при жизни игумена Исаии и составляющие определённую духовную среду.

Вот как-то однажды, совершенно неожиданно для меня, Нина поведала нам удивительную историю. Неожиданно, потому что от тех годов молодости я воспринимал её как молчаливую, тихую, самую верную духовную дочь батюшки Исаии. А тут вдруг она разохотилась. И рассказ её был простой, живой и яркий.

— До нашего батюшки, игумена Исаии, здесь же, в Высоково, только под горкой, был домик схиигумена Елисея. То, что я буду говорить, это всё со слов протоиерея Вениамина Румянцева. Мы с братом особенно сблизились с отцом Вениамином, когда умер наш игумен Исаия. Отец Вениамин был духовным чадом о. Елисея, и так получилось, что в молодые годы был с ним, а по смерти его был в большой духовной дружбе с о. Исаием.

Отец Вениамин — выходец из села Белкино Борского района Нижегородской области, а трудиться ему пришлось во Владимирской епархии в гороховецкой церкви, что рядом с дорогой Нижний Новгород — Москва.

В 1928 году будущему отцу Вениамину было 14 лет, когда он впервые пришёл к схиигумену Елисею, служившему тогда в Высоковской церкви, и стал помогать ему при службе: пономарить, читать и петь на клиросе. Полюбил мальчик своего старца, что называется, с первого взгляда и в дальнейшем всегда говорил о его духовности и прозорливости,

И «летел» к нему во всякий праздник и при удобном случае, преодолевая и по нашим временам немалое расстояние, а по тем — и подавно. От села Белкино (где храм хоть и есть, но был закрыт) добирался до Бора, да от Бора — до Нижнего: зимой — через Волгу пешком, а летом — через переправу, почитай, весь день уходил на дорогу.

Одно из самых ярких воспоминаний о. Вениамина от первых дней знакомства. Пришли мы со службы из церкви, а отец Елисей говорит мне: «Венюшка, полезай на пецку (о. Елисей говорил на починковский лад — булева «ц» вместо «ч»). Сейчас постуцат две женщины и спросят, здесь ли живёт «прозорливый», а ты им скажи: «Здесь прозорливых нет». Чуть успел батюшка уйти во внутреннюю комнату, как постучали. Венюшка выполнил всё, как было велено, а вечером, когда пошли к вечерней службе, в храме эти две женщины, завидев их, одна другой шепчет (так, что на полцеркви слышно): «Смотри-ко, Агафья, вон тот парнишка, что дверь нам открывал, прозорливого батюшку ведёт».

Пять лет ездил я к нему в Высоковскую церковь, как в 1933 году перевели о. Елисея в село Исады Лысковского района. Но и туда я к нему незамедлительно приехал. В Исадах его алтарница испекла большой пирог и всех его гостей пригласила к чаю. Отец Елисей сам нарезал пирог и по кусочкам раздавал каждому, приговаривая: «угощайтесь, гости дорогие», «кушайте, братец», «угощайся, доцка». А мне кладёт кусочек на блюдечко и говорит: «а ты солдатик — жри». Хоть и знал я немного по-славянски, что слово такое там есть и вовсе не оскорбительное, но смутился и подумал: «Что это он как меня?» «А приехал в своё Белкино, меня вдруг осенило: «Тять», — говорю, — меня, наверное, заберут в солдаты» ... Через несколько дней пришла повестка, и меня забрали в армию.

Отец Елисей меня по всей жизни, почитай, вел. И когда даже умер, и то «не оставлял». В годы войны я был на Белорусском фронте. Приехал в нашу часть высокий начальник набирать солдат в Особый отряд. Вызывали в кабинет по очереди. Дошёл черёд до меня. В армию я ушёл неженатым. А тут первый вопрос:

— Женат? — Так точно! — Как звать жену?

— Клавдия! — называю свою сестру, и сам не могу понять, почему лгу.

— Дети есть?

Называю племянников, нимало не запинаясь. Мой непосредственный начальник присутствует здесь и прекрасно знает, что я холост.

— Вы свободны, рядовой Румянцев. Кругом. Шагом марш.

Вышел из кабинета, но мысль, что наш начальник раскроет мою ложь, мучает меня. Мне же «трибунал» за такое. Весь день терзался я этой мыслью и решил, что утром пойду «сдаваться» — говорить правду.

Ночью вижу сон: отец Елисей лежит — спит на краю высокого берега, свернувшись калачиком, спиной ко мне. На этом сон обрывается... Утром иду к начальству говорить правду. Открываю дверь:

— Разрешите обратиться.

Молчание. На лавке, у стола, лежит начальник спиной ко мне в такой же позе, как и о. Елисей, крепко спит и совершенно не слышит меня. Я развернулся и вышел. Солдатскими сапогами тихо не пройдёшь, но начальник не проснулся. Так я остался в своей части, а солдат, отобранных в особую часть, увезли. Вскоре узналось, что все они погибли при выполнении какой-то боевой операции, а меня, выходит, что о. Елисей спас своими молитвами.

Перед Пасхой 1943 года он пишет мне письмо, поздравляя с наступающим Светлым Христовым Воскресением. Такое радостное и любезное. Письмо приходит в саму Пасху, я читаю его, а сам плачу... Мне товарищи говорят: «Ты что, Румянцев? Пасха ведь, а ты плачешь». Сам не понимая своего состояния, говорю: «Дедушка у меня умер». Через несколько дней получаю письмо от родителей с известием, что отец Елисей умер на Пасху и похоронили его в Исадах у храма, на высоком берегу Волги.

После войны приехал я в свои края и думаю: «Надо определяться в попы».

(Нина добавляет: «Отец Вениамин имел голос хороший — такой мелодичный тенор. Сам был роста высокого, волосы рыжеватые, статный такой.

А о женитьбе почему-то не думал. К тому времени храмы стали открываться. Управляющим Горьковской епархией был Владыко Корнилий»).

Прихожу я к Владыке, рассказал ему всё.

Он предложил мне посвящаться: «Кадры духовные нам нужны. Пиши прошение». На следующий прием прихожу с прошением и другими документами. Владыко внимательно читает и вдруг строго так спрашивает, почти кричит: «Что это за цилибат – целибат! Исправить! Переписать!» (Целибат — это священник, давший обет безбрачия. Не монах и не женатый).

Вениамин хоть и кроткого был нрава, но в другой раз к Владыке Корнилию не пошёл, а приехал в своё Белкино и пошёл свататься к одной девице.

Маленькая такая была ростиком, и не дружили они в обычном понимании, а просто знали друг друга, как обычно все сельские жители всё про всех знают.

«Пойдёшь, — говорю, — за меня, Елена, замуж?» «Пойду, Вена!» ... Сватовство произошло, и поехал я во Владимирскую епархию. Там меня и посвятили, и дали приход. Недолго мы в нем пожили, послужили. Распря сильная возникла в «двадцатке», мира нет — уныние. Молимся усиленно…  Снится о. Елисей: убирает мусор из дома. Вскоре выбыл один человек из «двадцатки», и распря затихла, и мирно стало. Но вызывают в епархию и предлагают другой приход в Гороховце. Заманчиво, но не решаюсь сразу, прошу дать несколько дней на размышление. И вот уже надо ехать к Владыке ответ давать, а я в нерешительности. И опять сон: отец Елисей идёт по берегу Клязьмы мне навстречу в развевающейся мантии, с развевающимися волосами — величественный такой.

А я подхожу к нему и на ухо говорю: «Идти ли мне в Гороховец?» — «Иди!»

С тех пор я в Гороховце только и служил. В храме Казанской Божией Матери. Здесь по болезни и в «заштат» ушёл».

С матушкой Еленой отец Вениамин прожили не долго. Умерла она. Он сам её и отпевал. При отпевании называл девицей Еленой. Целибатство — девство осталось у обоих. Так бывает крайне редко, но бывает. Изначально чистые души, как у детей. Нам это не понять.

В 1991 году на второй день «Рождества Богородицы» отец Вениамин почил. Я была там. Было воскресенье, мы с его сестрой Клавдией читали канон «на исход души». В 11 часов, когда в храме совершалась Евхаристия, он последний раз вздохнул и затих.

Последние его слова мне были: «Счастливая ты, Нина, что брат у тебя священник и вынимает частицы на Проскомидии. Это великое дело! Там ещё есть такие слова: «Отмый, Господи, грехи поминавшихся зде Кровию Твоею Честною…» Скажи отцу Иннокентию, пусть и за меня вынимает частицы».

Года за два до смерти приезжал о. Вениамин в Нижний специально, чтобы указать нам могилку отца Елисея.

Поехали мы в Исады с племянниками Андреем и Алексеем и с монахом Ксенофонтом (в миру Павел Георгиевич Перминов, верный прихожанин Высоковской церкви, духовное чадо игумена Исаии и протоиерея Вениамина). Нашёл о. Вениамин могилку и попросил поставить новый крест. Самим помнить и почитать схиигумена Елисея и детям своим наказать, чтобы помнили. Может быть, кто найдётся и храм полуразрушенный восстановит...

И ныне, кажется, находятся уже благодетели — меценаты, дерзающие восстановить храм. Уж больно место то величаво. Гора, простор во все стороны, а за Волгой бесконечные дали, зовущие в полёт.

Публикуется по:

• Юшков Е.Н., прот. Высоковская округа // Лампада моя тлеет… - Нижний Новгород: Вертикаль. XXI век, 2015. – 488 с. - С.236-241