Пастырь добрый. Памяти иерея Владимира Зинина // Журнал "Дивеевская обитель". №3 (13) 2014

13 июля 2014 года в автомобильной катастрофе погиб клирик Серафимо-Дивеевского монастыря иерей Владимир Зинин. Ровно месяц прошел с того дня, когда ему исполнилось сорок лет. Так рано окончилась его жизнь, подведена черта. Земной путь отца Владимира теперь весь перед нами, и мы видим его внутреннюю логику и поучительность.

Детство батюшки прошло в Нижегородской области. В Сосновском районе на левом берегу реки Сережи стоит живописное село Лесуново. Здесь и родился 13 июня 1974 года в семье Зининых третий ребенок - сын Владимир. Мальчик был болезненный, с врожденным заболеванием бронхов. Рос на уколах, часто лежал в больницах; врачи даже опасались, что он не выживет.

Его родители, Василий и Анастасия, - типичные советские служащие: отец работал на турбазе, мать в системе соцстраха. Они далеки были от церкви и, следовательно, никак не могли преподать сыну какие бы то ни было знания о духовной жизни. В храм родители потянулись уже вслед за сыном. А он еще в школьные годы стал проявлять интерес к восстанавливаемой в Лесунове Никольской церкви. После школы уехал в Павлово и там поступил на так называемый Новый завод, выпускавший продукцию для авиации и космоса. И здесь он уже постоянно стал ходить в храм.

В двадцать один год Владимир женился. Молодожены уехали на родину Светланы - в смоленский город Россошь. Оба помогали в церкви: Володя был чтецом, а Светлана пела на клиросе. В Россоши у батюшки произошло сильное обострение болезни: в тяжелом состоянии он попал в реанимацию. Возможно, это стояние на грани бытия и небытия и повлияло на всю его дальнейшую жизнь.

Зинины вернулись из Россоши и поселились в Нуче, где их духовный отец иерей Андрей Рудаков принялся за восстановление храма, создал сестричество с тем, чтобы в приходе начал действовать детский дом и приют для матерей-одиночек. Жизнь в Нуче была аскетическая, молитвенная. Здесь во всей полноте открылась красота церковной жизни, отчетливо сформировалось представление, что храм — это действительно дом Бога, Которому очень хочется послужить.

В этот период произошла встреча с санаксарским схиигуменом Иеронимом, который сказал Владимиру: «Ты будешь священником». Под влиянием слов старца и по собственной склонности появилось у отца Владимира твердое намерение стать служителем святого алтаря. 31 декабря 2000 года епископ Балахнинский Иерофей рукоположил его в диаконы, а 15 февраля 2001 года митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай — во священника. И сразу же новопоставленного батюшку определили в Дивеево. Не думали тогда, где будет легче, где труднее, просто благодать Божия коснулась их сердец, и, как вспоминает матушка Фотиния, она тогда взмолилась: «Батюшка Серафим, может, ты оставишь нас у себя?!»

Так все эти годы и прослужил отец Владимир в Серафимо-Дивеевеком монастыре. Труд священника в такой многолюдной обители, как Дивеевская, - это бесконечная череда служения не только в самом монастыре, но и на многочисленных скитах, многочасовые исповеди и совершение треб. Он, не жалея сил, отдавался пастырскому делу и уж с первых месяцев заслужил уважение и любовь и собратьев-священников, и сестер, и прихожан. Отец Владимир был простым и незлобивым, отзывчивым и подлинно благочестивым - добрым пастырем, смыслом жизни которого было служение Богу и ближним. Не учительством, не красотой слова привлекал он к себе, а силой своей любви, наполнявшей души людей теплой добротой его простой души. Батюшка очень располагал к себе, потому что во всем его поведении чувствовались искренность, доброжелательность и скромность. В его манере говорить была задушевная протяжность интонации, а в жестах - чистосердечная размашистость и некоторая добродушная неуклюжесть. Он по-детски бесхитростно обижался, но быстро полностью прощал своих обидчиков, был безотказным и стеснялся просить что-нибудь для себя.

Исповедоваться ему было очень легко, ему можно было сказать все, и он никогда не укорял, не наказывал, даже видом не смущал трепещущую душу, обнажающую свои изъяны. Он поступал по совету преподобного Серафима дивеевскому духовнику отцу Василию Садовскому: «Ты - только свидетель сказанного... Судия - Творец». В утешение мог сказать сестре: «Ну, куда деваться-то с подводной лодки?» И подумаешь тоже: и вправду, куда?

Его можно было назвать «скорой помощью». И в больницу перед операцией к больному отец Владимир не отказывался пойти. И в выходной, в то небольшое свободное от церковного послушания время, его можно было позвать на крещение, отпевание или побеседовать с пришедшим после запоя трудником. Это был и духовник, и верный друг, у которого так много в сердце любви.

Веселый и жизнерадостный на вид, даже иногда казавшийся беззаботным, он всем сердцем переживал, когда у сестер были внутренние искушения. Особенно сочувствовал молодым, которых враг подстрекал на уход из обители. И внимания им больше уделял, и гостинчик, бывало, принесет в утешение, старался подбодрить веселым словом. Отдавал сестрам продукты с канона, которые получал как священник. Когда сестры возражали и просили его нести продукты домой, отвечал: «Да зачем я понесу домой? Детей у меня нет - вы мои дети».

Когда священноначалие возложило на него еще одно послушание - восстановление Казанской церкви в селе Круглые Паны, отец Владимир ревностно приступил к исполнению этой обязанности. В 2009 году от храма оставался лишь обезглавленный остов с выбитыми окнами, а прежде он имел по своей величественности вид собора. Далее последовали годы напряженной работы. Сердце священника болело о том, что нет средств. Он продал свою машину, вместо нее купил старенькую, подержанную, а выручку заплатил за проведение газа в храм. Но и эту, старенькую, позже попытался отдать в качестве оплаты за штукатурку здания строителям, которые отказались, сказав, что стоимости машины едва хватает за штукатурку колокольни.

О своих трудностях он говорил иногда и как-то вскользь, при этом никогда своими проблемами не создавал проблем для других. В нем жила вера. С безграничным доверием Богу он воспринимал все происходящее в жизни, все ее сложности.

Внезапная кончина отца Владимира, призванного Господом в расцвете сил, еще не раз заставит задуматься о скоротечности земной жизни, о безвестности того часа, той черты, за которой для каждого из нас наступит вечность. Благоговея перед непостижимой для человеческого ума тайной судеб Божиих, и священнослужители, и сестры, и прихожане, как драгоценный жемчуг, собирают памятные случаи, связанные с ним. Не укрылось от сочувствующего сердца, что в последние два дня жизни отец Владимир словно стремился принять участие во всех возможных священнических служениях: он много исповедовал, служил акафист и литургию в Кутузовском скиту, возглавил чин панагии в скиту и на следующий день в монастыре, служил в монастыре вечернюю службу. В скиту в тот день он половил рыбу, помог сестрам ее почистить, на трапезе попросил спеть кант «Зажги меня для жизни вечной, когда я в этой догорю...»

Его невозможно было представить грустным, батюшка всегда был радостным, сияющим. Таким и предстает он в записках протоиерея Павла Павликова.

«Почивший батюшка вроде бы и не выделялся ничем особенным среди своих сослуживцев в монастыре. И в то же время было в нем нечто такое, что располагало к нему всех, кто с ним близко общался.

«Блаженны милостивые, яко тии помилованы будут» (Мф. 5, 7), «во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Мф. 7, 12) - этими двумя евангельскими фразами определялся нравственный облик отца Владимира. У меня порой складывалось впечатление, что он вообще не умел всерьез ни на кого злиться или обижаться. Положа руку на сердце, я не могу вспомнить ни одного случая, чтобы он устроил кому-то крупный разгон или разнос. Даже когда приходилось втроем или вчетвером исповедовать переполненный народом храм, он ни на кого не раздражался и не срывался. Он старался всем все прощать. Все покрывал добротой. Никогда никому не отказывал. Выходил исповедовать даже тогда, когда не было исповеди. Приносил в алтарь пачку сестринских помянников и терпеливо вынимал частички за их родных и близких.

Он любил пошутить или посмеяться с сестрами. Причем у него это получалось как-то естественно, без тени фальши или наигранности. Скажешь ему, тоже шутя: «Батюшка, вы построже будьте с сестрами. Не распускайте дисциплину в монастыре». Он в ответ только по-детски улыбнется, а сестры, услышав такой совет, тоже засмеются, потому что с трудом представляли себе очень строгого отца Владимира, который читал бы им нотации.

Бывали случаи, когда он начинал бубнить что-то себе под нос и становился задумчивым. Тогда я спрашивал его: «Отец Владимир, кто тебя обидел?» — «Сестры меня обидели. Церковницы». А сестры, видя его «задумчивость», в ответ просили: «Скажите ему, за что он на нас вот так!» Но это «вот так» долго никогда не продолжалось. Просто не мог он долго обижаться. И нарушенные отношения восстанавливались, словно ничего и не было. Душа его всегда была открыта для общения. И я очень часто просил его поисповедовать меня, зная, что он любовью покроет все сказанное».

На месте аварии он лежал, как спящий младенец. Несмотря на то, что его выбросило из машины далеко, почти на сто метров, на нем не было ни царапинки, и лицом он был повернут в сторону Дивеева.

Трудно поверить, что не увидишь уже никогда высокую могучую фигуру отца Владимира, его смеющихся глаз, не услышишь его добрых слов и не почувствуешь теплой радости от очередной встречи с ним. Сразу после своей кончины он приснился одной сестре. Она удивилась, увидев его, и спросила: «Батюшка, вы же умерли?» — «Да живой я, живой», — ответил отец Владимир.

Много людей пришли проститься с ним в день похорон. Было много молодых людей, которые, не стесняясь, плакали, отходя от гроба. Все испытывали горькое сожаление от утраты и благоговение к почившему. И ощутимо было неумирающее обаяние любящей души усопшего доброго пастыря; горечь расставания растворялась упованием, что батюшка честно исполнил свой долг и перешел в место покоя и радости.

В день трагедии батюшкина супруга обнаружила, что на отце Владимире нет крестика, который он всегда носил. Его не смогли найти ни тогда, ни позже. А на сороковой день сестры приехали на место аварии и там, где прежде искали, нашли крест. И было тогда такое чувство, как будто сам батюшка с ними рядом, продолжает совершать свою таинственную проповедь о любви Божией ко всем нам.

Журнал "Дивеевская обитель". №3 (13) 2014